Мы — есть! - Страница 273


К оглавлению

273

— Цыц мне тут! — рявкнул священник. — Так что с церковью?

— Что за проблема? — удивился Никита. — Мало на крейсере места, что ли? Берите себе любое свободное, все нужное завезем. Освятить ведь не трудно. Попросили бы Асиарха еще в первый день, уже давно бы церковь открыли.

— Ага, — довольно кивнул отец Филарет. — Понятно. Асиарх, что же ты, морда твоя ехидная, мне сразу не сказал?

— Вы не спрашивали, батюшка, — отозвался с потолка елейным тоном дварх. — Я-то на всякий случай давно все подготовил, а вы все молчите и жалуетесь. Ребе вот сразу спросил, я и помог. А вы молчите и молчите. Я все жду и жду, когда же вы спросите…

— Нет, вы только посмотрите на него! — возмутился священник. — Нечто бестелесное еще и издевается! Призрак несчастный, по божьему попустительству ада избежавший!

Асиарх в ответ гнусно захихикал. Ребе вторил ему. Похоже, все трое получали от своих перепалок немалое удовольствие. Никита только головой покачал — ехидный дварх нашел, наконец, себе достойных соперников в острословии.

— Ладно, — согнал улыбку с лица отец Филарет. — Скажи мне еще, что за Благих тут все время поминают? Грех, язычество!

— Почему язычество? — удивился Никита. — Вы, батюшка, не разобрались. Благие — это четверо защитников, стоящие между Господом и людьми. Некто, похожий на наших святых. Церковь Благих очень сильна в галактике. На тысячах тысяч миров вера в Благих Защитников является официальной религией.

— А, вон оно что, — кивнул священник. — Ежели святые, то еще ничего.

— Что же это вы, отец Филарет, — прищурился ребе, — всех без разбору под одну гребенку?

— Ваша Тора тоже призывает с язычеством бороться, — огрызнулся тот. — Как там у вас, авода зара, что ли?

— Именно так, — мелко закивал ребе, — именно так. Да только сперва разобраться надо, что «зара», а что нет. А то, не разобравшись, таких дров наломать можно…

— Ребе полностью прав, — фыркнул Никита. — Спорить со столь сильной церковью мы не собираемся. И так с нас только несколько лет назад анафему сняли.

— За что же анафему-то? — удивился отец Филарет.

— Командор потребовал, чтобы прибывающие к нам миссионеры были чистыми душой и искренне верящими, всего лишь.

— За это анафему?! — полезли на лоб глаза священника. — Что там в иерархах за дурачье сидит? Хотя… И у нас таких хватает.

— Ой, хватае-е-ет… — ехидным, тоненьким голоском протянул ребе, отец Филарет в ответ показал ему свой кулачище.

— Вы наверное, хотите задать вопрос, как мы можем знать, кто чист душой, а кто нет? — спросил Никита, едва удерживаясь от смеха.

— Нет, — покачал головой священник. — Это я еще в первый день выяснил. Только поверить никак не могу.

— Я, если честно, тоже не очень верю, — чуть ли не впервые за весь разговор согласился с оппонентом ребе.

— Это надо испытать, чтобы поверить, — усмехнулся Никита. — Но в присутствии плохих людей нас действительно рвет от отвращения. Ничего с этим поделать не можем. Мы стараемся помогать даже таким в случае беды, но предпочитаем держаться от них подальше.

— Может, оно и верно… — тяжело вздохнул священник. — Я сам слаб духом. Христос прощать велит, а я красным никак отца Федора простить не могу… И что он им сделал?

— Социальная революция, — скривился Никита, потерев щеку. — Чаще всего революционеры первыми уничтожают священников, чтобы не мешали им вбивать людям в головы свою истину. Не только у нас так было. Возьмите вон последнюю революцию в империи Сторн. Церковь Благих на ее территории полностью уничтожили, священников вешали, стреляли, топили. Церкви сравняли с землей, людей приучили к мысли о том, что бога нет. Верующим приходилось скрываться, чтобы остаться в живых.

— Господи… — вздрогнул отец Филарет. — Неужто и на Руси такое будет?

— Будет, батюшка… — вздохнул альфа-координатор. — Наверняка, будет. Красные еще не развернулись как следует, вот и все.

— Во-во, — хмыкнул ребе Штольц. — На своей шкуре испытаете, как оно. На пользу пойдет, может научитесь к другим терпимее относиться.

— Прости их Господи… — протянул мрачный отец Филарет, не обратив никакого внимания на слова старого еврея. — А у вас, в ордене, богу молятся?

— Кто как хочет. Нам доказывать существование бога не нужно, мы просто знаем, что он есть. Во время Посвящения Мастер подымает наши души почти к самого порогу того, что называют сферами Творения, и мы чувствуем присутствие Господа. Вы, наверное, назовете это ересью, но…

— Сферы Творения, значит? — прищурился ребе. — Поглядим, что вы под ними подразумеваете, поглядим…

— Ересь? — тяжело вздохнул священник. — Может быть. Кто я такой, чтобы судить? А без храмов все-таки негоже. Даже если знаете и верите.

— Так становитесь одним из нас и организовывайте, — улыбнулся Никита. — Кто вам мешает? Для меня, например, после Посвящения главным стала молитва деянием. Какова цена слов, если за ними не стоит дело?

— Меньше полушки, — согласился отец Филарет. — А стать одним из вас? Ох, не знаю… Не понимаю я вас.

— Не став одним из нас, понять нас невозможно, — грустно улыбнулся Никита. — Мы уже не совсем люди, а кто, я и сам не знаю. Но такой доброты и любви друг к другу я и представить себе раньше не мог. А если бы кто рассказал, не поверил бы.

— Не совсем люди? — нахмурился ребе. — А кем же вы тогда являетесь?

— Мы — Аарн, — развел руками Никита. — И этим все сказано. Сам до Посвящения расспрашивал, пытался понять и ничего не понял.

— Ладно, там поглядим… — проворчал священник. — Может…

Договорить отцу Филарету не дала сирена боевой тревоги. Причем, степени «экстра». Никита вскочил на ноги.

273