— Мы и не мешаемся… — вздохнул Ник. — Да, нам нетрудно попытаться исправить все, помочь. Да только знаем уже, что нельзя вмешиваться. Такая кровь польется, что вся гражданская фитюльками покажется. Думаешь, Россия первая, кто коммунизм строить пробовал?
— Может, и не первая, — прищурился Пал Семеныч. — И что с того?
— А то, что ни у кого и ни хрена не вышло, — вздохнул альфа-координатор. — И причина неудачи всегда одна. Потом скажу какая. Одним только что-то типа коммунизма построить удалось. Уже полторы тыщи лет они живут так. И я сейчас оттуда пришел.
— На готовенькое сбежал? — прищурился один из незнакомых парней.
— Не спеши судить, чего не знаешь, Илюшка! — рявкнул Пал Семеныч. — И кто ж это? Что ж о них никто не слыхал?
— А миров много, дядь Паш, — усмехнулся Ник. — Истарх, покажи-ка нам Землю.
— Ща-а, — лениво ответил с потолка голос дварха.
Вместо стены с заклеенным газетами окном появилось объемное изображение Земли с орбиты. Пал Семеныч уставился на него, прищурившись. Незнакомые парни выглядели ошеломленными и мрачными.
— Это — наша Земля, — пояснил Ник. — Помнишь, сам говорил, что она — шар. Вот так она сверху и выглядит. Там, наверху, наши корабли. В галактике тысячи миров с людьми и не только с людьми.
— Не думал… — вздохнул Пал Семеныч через некоторое время, покачав головой. — Много чего передумал, но такого не думал. Надо же. Рассказывай, Никитка, не томи душу.
И Ник принялся рассказывать о том, как попал в орден. Как его приговорили к расстрелу свои за очередной отказ участвовать в казнях. Его вытащил из подвала непонятный незнакомец, сказавший, что приглашает в мир, где уже полторы тысячи лет царит коммунизм. Как вместе с этим незнакомцем они забрали из соседней камеры вступившихся за своего комиссара красноармейцев и оказались на крейсере. Как он встретился там с отпустившим его когда-то белым контрразведчиком. А потом обо всем, что произошло после обнаружения уничтоженной колонии на Тарсале. Закончил пояснением принципов ордена.
— Вона как… — протянул Пал Семеныч. — Знать, не всех берут?
— А то ты, дядь Паш, среди рабочих паскуд не встречал, — скривился Ник.
— Встречал… — вздохнул тот. — Много встречал.
— Потому нам и пофигу откуда человек, работяга он али барин. Лишь бы человеком хорошим был.
— Ясно, — кивнул Пал Семеныч. — Поясни только, что за причина, по которой и нам коммунизма не построить? Говорил, знаешь.
— Знаю, — кивнул Ник. — А причина одна — кровь. Не построить ничего стоящего, если в начале были боль и кровь. Есть законы природы, и обижаться на это все одно, что обижаться на то, что кружка на пол со стола падает. Если бросить с размаху гирю на одну тарелку весов, что со второй станется?
— Вверх подлетит, — проворчал Пал Семеныч. — А то и в морду зарядит с размаху.
— Так и тут. Когда убивают много людей сразу ради какого-нибудь большого дела, то их боль преобразуется в силу, которую называют инферно. От Земли сейчас такой пакостью прет, что рядом находиться противно. А потом инферно возвращается и всегда бьет по лбу тех, кто его создал. То есть, ударит нашу партию и вообще всю Россию. Сейчас вы строите огромную тюрьму, а не коммунизм. Могу показать тебе прогноз, который сделали наши социоисторики и социоматематики. Там по годам расписано, что с Россией будет.
— А как в этом твоем ордене без крови обошлись?
— Мастер изначально не устраивал никаких революций или войн. Он собрал людей с разных миров, самых лучших людей, и вместе с ними отправился туда, где никто не жил. И там, на пустом месте все построили.
— На пустом, говоришь? — прикусил губу Пал Семеныч. — А деньги у вас есть?
— Не-а, — рассмеялся Ник. — От каждого по способностям, каждому по потребностям. Мы живем по этому принципу.
— Тогда точно коммунизм, — задумчиво кивнул старый большевик. — А что ж нам тогда не поможете?
— Я уже говорил, дядь Паш, — тяжело вздохнул альфа-координатор. — Без нашего вмешательства шанс выжить у России есть, а если мы влезем, то будет столько кровищи, что сказать боязно. И России не станет. Кусками расхватают, русских останется живыми добро коли пару миллионов. Так стоит ли нам лезть, а, дядь Паш?
— Коли дело так обстоит, то не стоит, — мрачно ответил тот. — Тюрьму, говоришь, строим? Мать твою!
— Увы, из всех попыток построить что-нибудь хорошее на чужой крови почему-то всегда получалась только большая тюрьма. И больше ничего.
Никита попросил Истарха показать и прокомментировать историю нескольких последних социальных революций в галактике. Трое землян внимательно смотрели и слушали, мрачнея с каждой минутой все больше и больше. Им постепенно становилось ясно, что Ник прав и очень больно было понимать, что дело, которому отдали жизнь, заведомо обречено.
— Зачем же тогда прилетели, коли помочь не силах? — спросил Пал Семеныч, когда экран погас.
— Первый раз крейсер залетел сюда случайно, и взяли они мало кого, — пояснил Ник. — А потом, когда мы с Никитой провели расследование с Проектом, нам поручили очень важное дело. Это мы решили, что на Землю стоит слетать, некоторых людей забрать. Хоть кому-то поможем — и то ладно.
— Оно-то так, — скривился Пал Семеныч. — А что за дело поручили?
— Сам понимаешь, дядь Паш, как нас ненавидят остальные страны галактики, — тяжело вздохнул Ник, передернув плечами и глотнул чаю. — Всякие там князья, короли и буржуи. Мы же им костью в глотке сидим. Воевать не даем, народ окончательно придавить не даем. И так уже полторы тыщи лет.
— Пеной, небось, исходят, суки, — понимающе кивнул один из незнакомых парней.